Только пепел знает, что значит сгореть дотла....
Были у меня уже некоторые из этих стихотворений, но вот захотелось наиболее понравившиеся вместе собрать.
Лас-ВегасМальчик – истерик. Чуть что – сигарета. Кофейная чашка – вторая за час.
В пыли кокаина и клочьях надежды, он ставит на «восемь» еще один раз.
Рулетка-удавка всё туже на шею. Последняя фишка – последней мечтой.
Но стерва-фортуна внезапно смирилась: «Достал» этот номер! Сегодня он твой.
Кругом заголовки, цветные обложки: «Еще один нищий срывает джек-пот».
В цветах фотовспышек, чернильным цементом был мигом построен надежды оплот.
Капкан Люцифера открыл свои двери: «Пожалуйте к небу, здесь места полно».
Но… Мальчик-счастливчик нам вряд ли расскажет, что он развлекался в своём казино.
Оставшись в сигарной, он смотрит на брата и ждет комплиментов, а лучше – укор.
Насмешливый взгляд скандинавского бога, который всегда раздражает Нью Йорк.
Сегодня на бирже – какая-то драма в бесцветной обертке тридцатых годов.
Лас Вегас зевает: Мне с умными скучно. Куда веселей «потрошить» дураков.
***
МадридПальцы в крови, и струна запивает последнюю ноту.
Хрипнет аккорд, задыхаясь в бесцветной пыли.
Он не смотрел на прохожих, лишь слушал их топот.
Взгляд сквозь ботинки, сквозь камень, сквозь недра земли.
Полдень горит, точно демон решил приготовить паэлью.
Стихла гитара, задумавшись, что еще спеть.
Некий зевака швырнул в него камень: «Бездельник!»
Требовал дальше плести мелодичную сеть.
Нет, он молчал. И казалось, он даже не двинется с места.
Только махнул «Я прощаю»… Неужто простит?
Нож возвратился в ладонь дурака и пронзил, точно тесто.
– Следующий в горло, - чуть слышно добавил Мадрид.
***
ЧернобыльЕго отравили.
Врачи говорят, бесполезно
Сидеть у постели, держать его руку, молиться.
Пора собираться в дорогу.
Жестоко.
Не честно.
Но если остаться, он стал бы невольно убийцей.
А он задыхался, хватаясь за горло. И слушал,
Как хлопали двери.
Звенели замки чемоданов.
Слеза по щеке не скатилась.
Лишь ранила душу.
Хотел бы позвать, но никто не вернется обратно.
Пришла лишь она. В длинном платье из пепельной стужи.
Коснулась лица и шепнула:
Свободен от боли.
Ты будешь жить дальше. Но в сердце
Их больше не пустишь.
Ты станешь мне сыном и князем умЕрших…
Чернобыль.
***
СиогамаОн сидел на песке, обнимая себя за колени.
Шоколадный цвет глаз перепачкан оттенками боли...
Повзрослевший на жизнь, он молчал. Лишь на пару мгновений
Посмотрел на меня и шепнул: "А у смерти - вкус соли".
Не позволил коснуться плеча и столкнул мою руку.
Усмехнулся и снова шепнул: "Сострадание к черту.
Мы жалеем врагов, но не членов семьи или друга.
Милосердие - яд, и при том наивысшего сорта."
Я стоял поодаль и молчал, не найдя возражений.
Он был эхом молитв, несомненно, восточного храма.
Поднимался с трудом, но с улыбкой... Болезненно-бледной.
- Я хочу быть, как ты!
- Значит, будь! - произнес Сиогама.
***
Нью-ЙоркПринц в дорогом костюме из серой ткани.
Сделаны ставки на бирже. Сомненья к черту.
Если "зеленые крылья" сорвут обманом,
Можно украсть чужие, раскрасив черным.
Вышел "из грязи в князи". Плевок элите.
Не образован, прошлого нет. Как пешка.
Бывший дворняга с улыбкой лжеца-бандита,
В чьем лексиконе два слова: "Орел" и "решка"
Принц в дорогом костюме с дешевым прошлым.
Хитрый красавец, который прослыл подонком.
Я играл в карты, когда он спросил: "К Вам можно?".
Мне подсказал крупье: "Не играй с Нью Йорком"
***
ВатиканОн вырос под сводами храма, и шепот молитвы
стал частью дыханья и эхом сердечного стука.
Рожден был для мира, но стал предводителем битвы,
В которой Иисус и Антихрист сражались друг с другом.
Под знаменем Бога, он стал даже больше монарха,
На судьбах - кресты, но отнюдь,не затем, чтоб молиться.
В сутане утаивал душу, как прячут под бархат
Клинок. Правосудия? Громко, всего лишь убийцы.
Сражался за небо, но смертью поил свою веру.
Граница войны полустерта в кровавом тумане.
Я встретил его... и увидел глаза Люцифера
В глазах молодого святого отца Ватикана.
***
КопенгагенРожденный под солнцем, чуть более ярким, чем сырость,
Он был одиночкой, любил только море,как брата.
Еще с колыбели он слушал рассказы о мире,
Чей ветер в своих парусах приносили фрегаты
Промерзшее сердце в плаще из ветров и тумана
Из льда составляет слова, но ни слова о вечном.
Его королева - русалка со дна океана,
А с Гердой и вовсе судьба не назначила встречи...
Он шел впереди,безмятежно спокойный и гордый,
Я чуть отставал, словно эхо вторя его шагу.
Я знал его имя и титул бездушного лорда.
Но он обернулся, когда я позвал: "Копенгаген".
***
БерлинМальчик - кривое зеркало. Шут и король истории,
Мрачный безумец с титулом лорда и палача.
Мальчик - смотритель прошлого, в пыльный архив которого
Кровь собирал осколками сломанного меча.
Мальчик - педант и праведник, но с раздвоеньем личности,
Дважды лечился в клиниках - запад vs восток.
Приступ тщеславной гордости , приступ меланхоличности...
Часто просил прощения, только прощать не мог.
Он написал трагедию. Дважды - аншлаг над пропастью.
Смысл менять фамилии, если сюжет один?
Носит клеймо Антихриста, но повторяет "Господи",
Мальчик с красивым именем...
Я его звал Берлин.
Лас-ВегасМальчик – истерик. Чуть что – сигарета. Кофейная чашка – вторая за час.
В пыли кокаина и клочьях надежды, он ставит на «восемь» еще один раз.
Рулетка-удавка всё туже на шею. Последняя фишка – последней мечтой.
Но стерва-фортуна внезапно смирилась: «Достал» этот номер! Сегодня он твой.
Кругом заголовки, цветные обложки: «Еще один нищий срывает джек-пот».
В цветах фотовспышек, чернильным цементом был мигом построен надежды оплот.
Капкан Люцифера открыл свои двери: «Пожалуйте к небу, здесь места полно».
Но… Мальчик-счастливчик нам вряд ли расскажет, что он развлекался в своём казино.
Оставшись в сигарной, он смотрит на брата и ждет комплиментов, а лучше – укор.
Насмешливый взгляд скандинавского бога, который всегда раздражает Нью Йорк.
Сегодня на бирже – какая-то драма в бесцветной обертке тридцатых годов.
Лас Вегас зевает: Мне с умными скучно. Куда веселей «потрошить» дураков.
***
МадридПальцы в крови, и струна запивает последнюю ноту.
Хрипнет аккорд, задыхаясь в бесцветной пыли.
Он не смотрел на прохожих, лишь слушал их топот.
Взгляд сквозь ботинки, сквозь камень, сквозь недра земли.
Полдень горит, точно демон решил приготовить паэлью.
Стихла гитара, задумавшись, что еще спеть.
Некий зевака швырнул в него камень: «Бездельник!»
Требовал дальше плести мелодичную сеть.
Нет, он молчал. И казалось, он даже не двинется с места.
Только махнул «Я прощаю»… Неужто простит?
Нож возвратился в ладонь дурака и пронзил, точно тесто.
– Следующий в горло, - чуть слышно добавил Мадрид.
***
ЧернобыльЕго отравили.
Врачи говорят, бесполезно
Сидеть у постели, держать его руку, молиться.
Пора собираться в дорогу.
Жестоко.
Не честно.
Но если остаться, он стал бы невольно убийцей.
А он задыхался, хватаясь за горло. И слушал,
Как хлопали двери.
Звенели замки чемоданов.
Слеза по щеке не скатилась.
Лишь ранила душу.
Хотел бы позвать, но никто не вернется обратно.
Пришла лишь она. В длинном платье из пепельной стужи.
Коснулась лица и шепнула:
Свободен от боли.
Ты будешь жить дальше. Но в сердце
Их больше не пустишь.
Ты станешь мне сыном и князем умЕрших…
Чернобыль.
***
СиогамаОн сидел на песке, обнимая себя за колени.
Шоколадный цвет глаз перепачкан оттенками боли...
Повзрослевший на жизнь, он молчал. Лишь на пару мгновений
Посмотрел на меня и шепнул: "А у смерти - вкус соли".
Не позволил коснуться плеча и столкнул мою руку.
Усмехнулся и снова шепнул: "Сострадание к черту.
Мы жалеем врагов, но не членов семьи или друга.
Милосердие - яд, и при том наивысшего сорта."
Я стоял поодаль и молчал, не найдя возражений.
Он был эхом молитв, несомненно, восточного храма.
Поднимался с трудом, но с улыбкой... Болезненно-бледной.
- Я хочу быть, как ты!
- Значит, будь! - произнес Сиогама.
***
Нью-ЙоркПринц в дорогом костюме из серой ткани.
Сделаны ставки на бирже. Сомненья к черту.
Если "зеленые крылья" сорвут обманом,
Можно украсть чужие, раскрасив черным.
Вышел "из грязи в князи". Плевок элите.
Не образован, прошлого нет. Как пешка.
Бывший дворняга с улыбкой лжеца-бандита,
В чьем лексиконе два слова: "Орел" и "решка"
Принц в дорогом костюме с дешевым прошлым.
Хитрый красавец, который прослыл подонком.
Я играл в карты, когда он спросил: "К Вам можно?".
Мне подсказал крупье: "Не играй с Нью Йорком"
***
ВатиканОн вырос под сводами храма, и шепот молитвы
стал частью дыханья и эхом сердечного стука.
Рожден был для мира, но стал предводителем битвы,
В которой Иисус и Антихрист сражались друг с другом.
Под знаменем Бога, он стал даже больше монарха,
На судьбах - кресты, но отнюдь,не затем, чтоб молиться.
В сутане утаивал душу, как прячут под бархат
Клинок. Правосудия? Громко, всего лишь убийцы.
Сражался за небо, но смертью поил свою веру.
Граница войны полустерта в кровавом тумане.
Я встретил его... и увидел глаза Люцифера
В глазах молодого святого отца Ватикана.
***
КопенгагенРожденный под солнцем, чуть более ярким, чем сырость,
Он был одиночкой, любил только море,как брата.
Еще с колыбели он слушал рассказы о мире,
Чей ветер в своих парусах приносили фрегаты
Промерзшее сердце в плаще из ветров и тумана
Из льда составляет слова, но ни слова о вечном.
Его королева - русалка со дна океана,
А с Гердой и вовсе судьба не назначила встречи...
Он шел впереди,безмятежно спокойный и гордый,
Я чуть отставал, словно эхо вторя его шагу.
Я знал его имя и титул бездушного лорда.
Но он обернулся, когда я позвал: "Копенгаген".
***
БерлинМальчик - кривое зеркало. Шут и король истории,
Мрачный безумец с титулом лорда и палача.
Мальчик - смотритель прошлого, в пыльный архив которого
Кровь собирал осколками сломанного меча.
Мальчик - педант и праведник, но с раздвоеньем личности,
Дважды лечился в клиниках - запад vs восток.
Приступ тщеславной гордости , приступ меланхоличности...
Часто просил прощения, только прощать не мог.
Он написал трагедию. Дважды - аншлаг над пропастью.
Смысл менять фамилии, если сюжет один?
Носит клеймо Антихриста, но повторяет "Господи",
Мальчик с красивым именем...
Я его звал Берлин.
@темы: Тени слов